Ночь наркомана

(рассказ)

Дмитрий Лэйкири

17 декабря 2009 г.

Наверное, самое удивительное, это когда ты смотришь на ночное озера, вокруг зеленеет листва растений, шелестящих листьями на ветру, ухает кукушка где-то глубоко в дебрях леса. И самое прекрасное, что от этого ты чувствуешь удовлетворение, совсем не такое, какое чувствуешь скажем от еды или секса, а настоящее, чистое удовольствие.

Но сейчас, когда я сидел под мостом и смотрел на замёрзшую реку, когда уже успел лечь тоненький слой снега, не до конца скрывающий мусор, но река ещё не замерла, не смотря на двадцать пять градусов мороза, лишь по краям покрывшись ледяной коркой, когда в небе сиял диск луны, выглядящий ещё более ледяным, чем мелкий снежок, как будто пустая бутафория, правда, хоть и без узоров, но такая красивая. Или же солнце настоящее? Но что-то было не так, смотря на всё это, казалось бы прекрасное зрелище, с которого хороший художник обязательно нарисовал бы пейзаж, я не чувствовал ничего.

У меня было только два желания, вогнать в вену иглу шприца и спрятаться в тепло. В стороне от меня, не мешая наблюдать горел бак, о который я грел правый бок, не думая о безнадёжно замёрзшем левом. Коробок было мало, но мне этого хватало, чтобы хоть немного погреться, скоро надо было уже искать ночлежку, где-нибудь поближе к теплу, наверное в подъезде, но там градусов десять мороза, всё равно холодно.

Если бы были деньги, я бы взял дозу и наверное спал бы под ней, тогда бы было плевать на холод, но денег не было. Я встал и направился к жилым домам, должно было быть где-то двенадцать ночи, значит все разумные, обычные люди должны сидеть в своих тёплых квартирах, если в них конечно же есть что-нибудь обогревающее.

После того, как я ушёл к домам, машины ездили редко, в такой холод никто не ходил, кроме меня, по ночной Москве, я вошёл в первый же подъезд, там было чуточку теплее, горело освещение, а я ненавидел спать в темноте, это страшно, похоже на смерть, а я ждал её от каждого прохожего, от каждой скалящейся бродячей собаки, от каждой новой дозы. Я поднялся по ступеням и направился к лестнице, которая была отгорожена от коридора к лифту перегородкой. Хорошо, что здесь никто не сидит и не смотрит на входящими в подъезд. Хотя наверное, на таком морозе, кто бы решился сидеть в маленькой каморке и мёрзнуть за гроши?

Я поднялся на третий этаж и осмотрел лестничную клетку, здесь было теплее, чем я думал, с первого этажа на верхние шли трубы с горячей водой, окна были плотно закрыты, на втором этаже я даже заметил, что их проклеили. Наверное кому-то нечего было делать на старости лет, но я лишь мог бы сказать ему спасибо.

Пол был холодный, но я расстелил одну из своих шуб на кафеле, у меня их было две, для теплоты, нашёл на одной помойке, добрые люди выбрасывали. Нашлись бы ещё нитки и иголки, зашить их, было бы совсем прелестно.

Я закрыл глаза, к удивлению согреваясь. Мышцы подрагивали, а в голове всё больше крутилась идея о наркотиках, настолько глубоко заседая между сном и реальностью, что у меня уже не оставалось шансов заснуть, поэтому мне пришла мысль о естественном снотворном. Рука сама по себе полезла в штаны, грязные, но без дырок, с подштанниками, расстёгивая ширинку и залезая в трусы. Так мастурбировать было не удобно, поэтому пришлось трусы со штанами немного стянуть, почувствовав не зачехлённый нож, с тупыми краями, но острым концом, предназначенный только для пробивания плоти колющими ударами, глубже укутываясь в шубы.

Член встал быстро и я стал быстро двигать рукой, надеясь быстро получить оргазм и заснуть, иногда рука становилась заменителем героина, как например сейчас, погружала меня хоть и не в счастливые сны наркотиков, но всё равно во сны, местами даже лучше. Я начал тихо постанывать, чувствуя, как скоро достигну пика, мышцы стали болеть, неудобно мастурбировать на боку, когда рука трётся о шубу, мешающую движению, но я стерпел усталость и через несколько секунд кончил, успокаиваясь, прямо в шубы. Быстро натянул трусы и штаны с подштанниками и теперь уже вознамерился заснуть.

─ Скатина, да я тебя ненавижу, пьяница, убирайся отсюда! ─ Послышался громкий голос из-за стен, заставивший меня вздрогнуть. Я вдруг вспомнил, как однажды меня похоже обозвав избили трое молодых дебилов, не знающих, каково это жить на улице. Вот бы их выгнали из дома или они в приют попали, приюты это такие места, что я бы наверное больше предпочёл тюрьму, чем приют.

─ Сучка, заткнись, я деньги зарабатываю, мне и пить!

─ Да тебя с работы уже скоро уволят, идиот несчастный, выкинут и ручкой помахают, сдохнешь на улице у меня, ты понял?

─ Заткнись. ─ Удар кулаком по дереву, наверное по столу. ─ Это не твоё дело, потеряю эту, найду новую! И это моя квартира! Это тебе выметаться отсюда!

─ Ну и пожалуйста! ─ Мощный удар дверью, звон разбивающегося стекла. ─ Я в эту квартиру, к такому козлу, как ты, больше не вернусь! Ясно тебе? Сволочь проклятая.

Раздался злобный топот по полу, потом крик уже совсем из-за двери, женщина была в коридоре:

─ Я больше не вернусь, тварь, слышишь? Я уезжаю к маме жить и буду искать мужика, а не тряпку, пропитанную водкой!

─ А ну стой тварь! ─ Мужской голос и стук тяжёлых ботинков, как будто он там обутый ходит. Входная дверь открылась, дальше меня по лестнице, я лежал на промежуточной площадке, между двумя лестницами, соединяющими этажи. Я продолжал лежать, смотря в стену, не двигаясь, делая вид, что продолжаю спать. Чужие склоки меня не касаются.

─ Ай! Что ты делаешь, отпусти! ─ Женщина, только сделав шаг из квартиры, сразу зашумела топотом обратно в комнату, как-будто её туда затаскивали. ─ Отпусти сукин сын!

Раздался глухой удар и ещё один вскрик женщины, испуганный, полный страха, уже лишившийся злости. Её затащили в квартиру, раздался звон бьющейся посуды, падение стульев, кажется там завязалась драка, а потом наступила тишина, резко, чуть ли не порезав мои уши. Просто ни единого звука.

Наконец-то, можно поспать. Я устроился поудобнее, закрыв глаза и собираясь погрузиться в сон, но теперь мучили не наркотики, теперь мучило беспокойство и интерес. Не выдержав, я обернулся и посмотрел на дверь, она была открыта. Сон улетучивался, я понял, что пока не посмотрю, что случилось, не засну, а если посмотрю, уже не смогу заснуть здесь, замучает что-то вроде совести, ощущение, что о тебе здесь кто-то знает, знает, что по неволе ты не можешь спать дома, но всё-таки спать на улице запрещено моралью, особенно в подъездах, где вроде бы эта территория принадлежит обычным людям, у которых есть постоянная крыша над головой.

Я поднялся и решительно направился к двери, заглянул внутрь, в коридоре квартиры всё было нормально. Откуда-то из глубины шёл свет, освещая шкаф, зеркало на тумбочке, крючки с висящими пальто и куртками. В зеркале отражался я, небритая щетина, длинные чёрные волосы, гладкое до неприличности молодое лицо. Порванная грязная, серая футболка под очень маленьким для меня зелёном свитером, грязные штаны, кроссовки в такую погоду. Ужасно, в приюте мне даже было немного лучше.

На самых носочках я заглянул внутрь, осторожно переступая по побитому временем линолеуму. Заглянул из прихожей в главную комнату. Обыкновенная однушка, во всю главную комнату огромный, зелёный ковёр, постеленный на проступающий в некоторых местах паркет. Здесь лампы были выключены, свет бил из разбитого окна, ведущего на кухню. Осколки стекла разрозненно лежали на полу, поблёскивая на свету, особенно мелкими кусочками, въевшимися между ворсинок ковра. Я посмотрел в проём окна и увидел мужчину, сидящего на побитом временем, оранжевом диванчике. Он был выбрит, но его лицо было лицом настоящего алкоголика, в глубоких морщинах, с синюшным носом. Мужчина неподвижно сидел, глядя перед собой, на пол. Рядом на столе лежал нож, в чём-то красном, напоминающем кетчуп.

Осознание, что это за красная жидкость на самом деле пришло не сразу, я долго простоял, смотря на этот нож, потом продвинулся чуть дальше, посмотрев на пол кухни, на котором лежало тело девушки. Рана была куда-то в живот, на котором она сейчас лежала, поэтому кровь лишь лужей растеклась по линолеуму, предпочитая его, едва заметные глазу вмятости и желобки, утекая куда-то под плиту. Девушка была мертва.

Я перевёл взгляд на мужчину и мы встретились взглядом, я стоял, смотря в его тёмно-карии глаза, он смотрел в мои серые, не знаю что делать. Рука сама потянулась к шероховатой, обмотанной искусственной кожей рукоятке ножа и легла на неё. Ладони начинали потеть, нервы медленно натягивались, что бы я сделал на его месте? Убил свидетеля и убежал, в состоянии аффекта? Но его знали соседи? Что он сделает? Что лучше мне сделать? Правильно, то лучше сделать мне?

Изобразив убийственное спокойствие, я развернулся к нему спиной и направился в коридор. Напряжённо прислушиваясь, я не слышал ничего за спиной, наверное мужчина продолжал там сидеть, а меня это никак не касалось. Я уверен, что кто-нибудь уже вызвал милицию. Всё будет улажено, а я должен отсюда убираться, чтобы не попасть под раздачу.

Громкий удар двери вывел меня из равновесия и я сбился со спокойного шага, подвскочив на месте и выхватив нож, сзади послышались тяжёлые шаги.

─ А ну иди сюда мразь, что ты здесь делаешь? ─ Я развернулся, увидев мужчину, несущего в правой руке увесистый, местами поржавевший, топор с побитой деревянной рукояткой. Этот человек был совершенно невменяем и я понял, что остановить мне его словами или испугать ножом не удастся. Он бросился на меня заведя топор за спину и ударяя по длинной дуге, сверху. На рефлексах, я скользнул в сторону, прижавшись к стене спиной так, что топор пролетел мимо, одновременно ударяя сумасшедшего в живот ножом. Лезвие ушло в мягкую плоть по рукоятку, застревая своей листообразной формой во внутренностях. Падающее тело, за нож потянуло меня за собой, и я свалился на мужчину сверху, прямо в брызжущую кровь. Рукоятка ножа, всё ещё лежащая в моей руке неприятно ударила в моей живот и я порадовался, что это именно рукоятка, а не лезвие.

Так я и лежал на нём, раздумывая о том, что произошло. Грудь мужчины какое-то время поднималась-опускалась, как-будто я лежал на надувном матрасе, плавая по мелким волнам, но после одного из выдохов, вдоха не последовало. Наступила тишина, в которой слышались только удары моего сердца. Я был готов так и уснуть, пригретый последними остатками тепла мёртвого тела, тёплой крови намачивающей мою